Раздел ОСТК

Зоя Ивановна Ткаченко – уроженка маленького узлового городка Исилькуль Омской области еще в детском возрасте волею судьбы оказалась в Тирасполе. Здесь ей предстояло не только взрослеть, учиться, заводить семью и растить детей, но и бороться за все это, за сам город, край, будущую республику. В марте 1991 года она вступила в ряды ОСТК, приняв на себя заботы по связи со средствами массовой информации стран постсоветского пространства, дальнего и ближнего зарубежья, а затем и обязанности секретаря-делопроизводителя Объединенного Совета трудовых коллективов. И хотя Зоя Ивановна не была ни Председателем ОСТК, ни его заместителем, порой на ее плечи ложились очень ответственные и непростые задачи.
Рижские ОМОНовцы, помогавшие приднестровцам в борьбе за свои права, ласково и уважительно прозвали Зою Ивановну матерью советских эмигрантов. Такое же неофициальное название в то время вполне подходило и для самой Приднестровской Молдавской Республики, на помощь которой спешили изо всех уголков бывшей необъятной Родины.
Мы расскажем о некоторых событиях, связанными с рождением и становлением нашей республики, какими их увидела Зоя Ивановна Ткаченко.
Осенью 1987 года я по путевке приехала на лечение в Литву. В свободное от процедур время вместе с двумя женщинами из Молдавии, одна из которых была молдаванкой, мы часто гуляли в парках и по улицам Друскининкая. В людных местах молодые и средних лет женщины и мужчины собирали подписи у горожан в пользу выхода Литвы из состава Советского Союза. Тумбы для объявлений пестрели лозунгами типа «Белоруссия и Украина – объединимся. Оставим Россию одну»! А когда к нам подходили литовцы, угадав в нас приезжих, и спрашивали: «А как в Молдавии?», мы с гордостью отвечали, что у нас никто не делит людей по национальному признаку. Некоторые литовцы с недоверием обращались за подтверждением к нашей спутнице – молдаванке, и она говорила, что это, действительно, так. Мы и подумать не могли, что не пройдет и двух лет, как и в нашей уютной и спокойной республике часть населения будет поставлена перед выбором: или «чемодан, вокзал, Россия», или встать на защиту своих интересов, своей семьи, дома, земли. Выбор был сделан…
Мое поколение, которому до грозного 1941 года было по 4-6 лет, не знало разницы между узбеками, молдаванами, украинцами, русскими. Тогда для нас границы 16-и, а затем – 15-и союзных республик существовали только на картах, а ощущение того, что находишься в другой республике, возникало только из-за смены климата, характерных для региона овощей и фруктов, да из-за надписей на языке проживающего здесь народа.
Война и время послевоенного голода и разрухи, тяжесть восстановления страны – легли на плечи всего советского народа. И пусть сейчас некоторые отметают прошлое, но было в том времени много хорошего, что нельзя забывать, и неплохо было бы взять в будущее нашим детям и внукам.
Все, кто трудился на предприятиях, крупных заводах, в колхозах, как говорится - на море, в небе и на земле, казалось, были далеки от политики. Где-то за бугром шумят митинговые страсти, забастовки рабочего люда, требующего повышения заработной платы, ликвидации безработицы. Но это – где-то там, а у нас есть работа, кто хочет – учится, кто хочет на пенсии отдыхать – отдыхает. Все изменилось в одночасье, когда на нашей земле снова появился фашизм. Фашизм не пришлый, а порожденный потомками тех, кто жизни своей не жалел, сражаясь с коричневой чумой.
Когда правым берегом Днестра овладела идея превосходства одной нации над другой, на левом берегу, как и в былые годы, против национализма сплотились все проживающие здесь народы. В первое время было как-то страшновато, ведь мы идем против власти и поддерживающих ее всесильных КГБ и МВД. Но во главе противостояния встали люди, которых мы хорошо знали и уважали.
Главное, что среди них были не только директора крупных заводов, но и учителя, медики, рядовые инженеры и рабочие. Им верили, они заражали уверенностью, что мы сами создаем свое будущее и будущее своих детей.
Наш Электроаппаратный завод, как и другие предприятия, объявил предварительную забастовку. В лице вернувшихся из отпуска директора и секретаря парторганизации завода мы встретили противников забастовки. К ним примкнула небольшая группа из числа приближенных. Продолжали усиленно работать сторонники народного фронта, в том числе начальник ОТК Антасека и другие. Нам пришлось ходить по цехам и разъяснять колеблющимся работникам обстановку, и чем все может окончиться, если мы сдадимся.
Вскоре на заводском митинге руководство завода предложило прекратить забастовку и приступить к работе. Надо отдать должное мужеству главного инженера В.Л.Гордона, который не отступил и совместно с заводским Советом трудового коллектива выступил на митинге с призывом поддержать коллективы других бастующих предприятий. Коллектив завода, наперекор руководству, поддержал СТК и кроме отдельных служб (с согласия СТК) прекратил работу. Была окончательно объявлена забастовка, и управление заводом перешло в руки СТК. Мы держали постоянную связь с коллективами других предприятий, с ОСТК, выпускали бюллетень о положении дел в городах и поселках Приднестровья, а также в Бельцах, Кишиневе и других городах. Все решили стоять до конца.
Время после забастовки (1990 – 1991 годы) было очень и очень неспокойным. Угроза вооруженного конфликта становилась все реальней. Руководство Молдавии и ЦК Компартии с помощью прессы всеми способами старалось придать Приднестровью образ этакого монстра, способного путем продажи криминальному миру оружия 14-й армии нарушить спокойный уклад жизни чуть ли не во всей Европе. Это говорили в Молдавии, а в то время у нас самих вооружение состояло из охотничьих ружей, пропиленных учебных автоматов да незначительного количества ракетниц и ракет. Основным же «оружием» была монтировка.
Это было время референдумов, поездок в близлежащие города России и Украины с целью разъяснения кто мы и почему сделали такой выбор. Количество событий нарастало, как снежный ком. Первые жертвы в Дубоссарах, гибель милиционеров, жертвы молдавских диверсионных групп «Бужор» и «Скорпионы» и, наконец, похищение и арест наших депутатов, И.Н.Смирнова. Затем – рельсовая война, которая начиналась так:
А.Нитецкая, Дюкарева, Т.Лебедева и я обратились к ныне покойному Председателю Тираспольского Горсовета С.И.Морозу с просьбой разрешить собрать женщин города на митинг, где бы прозвучали требования к кишиневским властям освободить наших депутатов. Он долго и молча на нас смотрел, а потом дал согласие. И наши женщины-оэстэковцы, засев за телефонные справочники, стали обзванивать квартиры тираспольчан, призывая их принять участие в митинге. К нам подключились Андреева и Мигуля. Они взяли инициативу в свои руки, собрали свой актив и начали ездить по улицам, через громкоговоритель приглашая прохожих идти к Дому Советов.
У дома Советов собралось много людей. Здесь были не только женщины, но и мужчины, молодежь. Именно во время этого митинга стихийно возникло предложение перекрыть железную дорогу до освобождения Игоря Николаевича Смирнова и остальных депутатов. Это предложение было принято с большим энтузиазмом. Митингующие построились в колонну и, подняв знамена, направились к железнодорожному вокзалу. Так и началась рельсовая война. Те, кто работал по сменам, в свободное от работы время сменяли других. Никто никого не просил, не уговаривал выходить на рельсы. Беда сплотила всех, а умелое руководство людьми сделало лидером и руководителем этойакции Галину Андрееву, которая подала гражданам других республик бывшего Советского Союза пример того, как можно и нужно бороться за свои права.
В то время, когда железнодорожное и автомобильное сообщение между Тирасполем и Кишиневом было блокировано, из Одессы в Кишинев можно было добраться только на попутных частных машинах, да и то с трудом. Но большинство людей, терпя такие неудобства, относились к нам с пониманием. Сочувствующие были даже в высших эшелонах власти Молдовы. Примером может служить следующий эпизод…
В 1991 году я на «Рафике» поехала на одесский аэродром встречать руководство донских казаков. В аэропорту, обратив внимание на номер нашей машины, ко мне подошла женщина, которая представилась депутатом Верховного Совета Молдавии и попросила подвезти ее до Тирасполя, где она попытается найти попутную машину в Кишинев. Мы согласились ей помочь и, встретив казаков, поехали в Тирасполь. По дороге наша попутчица рассказала, что ездила в Прибалтику на похороны матери и передала мне для фонда ОСТК два золотых обручальных кольца покойных родителей. При этом она наотрез отказалась брать расписку, так как не хотела подвергать себя опасности. В Тирасполе я оформила сдачу этих колец бухгалтеру ОСТК, а по радио была передана благодарность «жительнице Кишинева», оказавшей приднестровцам материальную и духовную поддержку. Кольца были сданы в ювелирный магазин, а вырученные деньги пошли на помощь беженцам из Бендер, которые обращались за помощью в ОСТК.
С этой женщиной мы встретились уже после войны, в 1993 году. Проезжая через Тирасполь, она зашла в ОСТК и сказала, что слова благодарности, переданные нами по радио, дошли до нее: их услышал ее муж, который в тот момент слушал на даче радиоприемник. Женщина осталась довольна тем, как была использована ее помощь.
Это – не единственный случай, когда население правого берега Днестра помогало нам, и не только материально. За газетами «Днестровская правда» и «Трудовой Тирасполь» регулярно приезжали жители Бельц, чтобы распространить их в своем городе. В то время это было непросто и опасно. Так было и в 1991 и 92 – 93-м годах, когда нам приходилось особенно трудно.
В то время, когда женщины блокировали железнодорожные пути, а шоссейные дороги были перекрыты бетонными плитами, наши депутаты добивались встречи с заключенными в кишиневскую тюрьму Смирновым, Пологовым, Поповым, Боднаром и гагаузами Топалом и Киндигиляном. И такая возможность вскоре представилась.
В Тирасполь приехала группа представителей Госдумы России во главе с Кравченко и юристом по правам человека Шустовым. На встречу с ними прибыли депутаты из Бендер, Рыбницы, Каменки и других населенных пунктов. Большой зал «Современника» был переполнен. Визитеры собирались склонить наших депутатов к капитуляции. В ответ на такое предложение зал возмущенно загудел. Получив единодушный отказ, группа российских депутатов собралась уезжать в Кишинев. При выходе из зала к ним подошла Г.Н.Деревянко и, представившись председателем комиссии по здравоохранению, сказала: «Я требую предоставить мне как врачу возможность обследовать заключенных, узнать об условиях их содержания в тюрьме и о том, как их кормят»! В ответ прозвучало замечание, что она может только просить, а не требовать. Но Галина Николаевна продолжала настаивать на том, что она вынуждена именно требовать, так как есть данные, что наши депутаты помещены в одни камеры с уголовниками, подвергаются пыткам, у Попова сломано ребро. Кравченко пообещал связаться с премъер-министром Молдовы Обороком и посодействовать свиданию с заключенными. В 11 часов ночи Деревянко позвонил С.И.Мороз и сказал, чтобы она готовилась к выезду в Кишинев, так как лично ей Оборок разрешил встретиться с нашими депутатами. Но на встречу поехала группа из 10 человек, в которую вошли Сайдаков и Николюк. Деревянко ехала в сопровождающей машине с работниками ГАИ. Ехали не через Бендеры, а через дубоссарский мост, вокруг Вадул-Луй-Водэ, где делегацию встретила полиция, которая сопроводила ее в Кишинев. В тюрьме группу ждали: Плугару, Берлинский, Арсени и мужчина с видеокамерой (позже выяснилось, что это – сотрудник МВД Молдовы). В предназначенную для свиданий большую комнату с барельефом Эминеску первым ввели И.Н.Смирнова. Он еле успел остановить бросившуюся было его обнимать Деревянко словами: «Вы знаете, чем мы занимались, когда нам сказали о встрече? Избавлялись от вшей, чтобы не «наградить» ими наших товарищей»! Галлина Николаевна успела спросить его, не хочет ли он, чтобы депутатов выкупили (на что получила категорический отказ). Сообщила, что правительство Молдовы просит снять блокаду железной дороги. На это Игорь Николаевич, который до того не знал о происходящем, ответил, что, да, блокада нанесет большой урон экономике Молдовы и т.д., давая понять, что блокаду, напротив, нужно продолжить. Здесь же он рассказал нашим депутатам и представителям Госдумы России о том, как их арестовали, как с ними обращаются. На предложение российских делегатов снять блокаду и пойти на перемирие с Молдовой, Смирнов ответил, что «придет время и в Москве будет еще хуже, чем у нас. Все еще впереди»… Когда Шустов ехидненько предложил Игорю Николаевичу сфотографироваться с ним на память, тот ответил: «В вечерней московской газете есть моя статья и фотография. Возьмите ее себе на память».
Встретившись со Смирновым, Галина Николаевна Деревянко стала настаивать на встрече с другими заключенными, что, по-видимому, не входило в планы кишиневского руководства, но все-таки согласие было получено. Гагаузы рассказали о том, как их били и издевались, и что им требуется медицинская помощь. В ходе разговора Галина Николаевна назначала им лекарства и лечение. Когда должны были вывести Попова, произошла заминка. Тюремщикам очень не хотелось показывать, во что может обернуться «общение» с ними. Когда Попова все-таки привели, оказалось, что ему сломали ребра и даже не оказали никакой медицинской помощи.
Когда все выходили из тюрьмы, мужчина с видеокамерой поравнялся с Деревянко и тихо сказал ей: «Дубликат видеозаписи мы отправим в Москву. В МВД есть ваши друзья и соратники». Вся группа поехала на пресс-конференцию, а Галина Николаевна на «Жигулях» Берлинского в сопровождении прокурора прибыла в Республиканскую прокуратуру. Здесь ей было предложено дать подписку о неразглашении всего, что было услышано ею от заключенных депутатов. Увидев на столе номер «Комсомольской Правды» со статьей об аресте Смирнова и других депутатов, о том, как с ними обращаются, Деревянко указала на нее и сказала, что сказанное в тюрьме не представляет собой ни какой тайны.
По просьбе Галины Николаевны, вечером ее отвезли в Дом Правительства, где, как она полагала, ее ждут товарищи, вместе с которыми она приехала в Кишинев. Однако в Доме Правительства уже никого не оказалось. Горничные накормили Галину Николаевну и оставили на ночлег в своей служебной комнате. Манойлов, заменявший Смирнова в его отсутствие, очень удивился, когда дозвонившаяся до него Деревянко сообщила, что она все еще в Кишиневе. Только к трем часам ночи из Тирасполя за ней приехала машина. Домой пробирались по проселочным дорогам, потому что основные магистрали патрулировались опоновцами. В Тирасполь прибыли в 6 утра.
После встречи с нашими депутатами, заключенными в Кишиневской тюрьме, всем стало ясно, что держаться необходимо до победы, так как рассчитывать на понимание и помощь со стороны особенно не приходится.
Канули в прошлое бурный 1989 год, насыщенные событиями 1990 и 1991 годы. Это было тревожное время: арест наших депутатов во главе с Игорем Николаевичем Смирновым, рельсовая война женщин Приднестровья, референдум о создании Приднестровской Молдавской Республики, о ее названии, о символике, об освобождении радиоцентра «Маяк» и создании своего радиовещания – за всем этим много трагических событий. Все эти годы ОСТК был на передовой. Я не оговорилась. Вот примеры…
Проведение референдума о создании республики в отдаленных селах проводились не на стационарно оборудованных участках, а на передвижных. Как вспоминают член ОСТК Дораш и член забасткома Дутик. Две легковые машины, в которых находились в основном женщины из забасткома и ОСТК в сопровождении сотрудника батальона «Днестр» И. Ткаченко и одного из бойцов срочной службы батальона ехали в Григориопольский район. Одна из машин сломалась и была оставлена под охраной срочника «Днестра», а другая – «Запорожец» - поехала дальше, увозя двух женщин, шофера и офицера. В декабре было уже довольно холодно, жители села собрались в единственном государственном здании – магазине. Взрослые сельчане приняли довольно активное участие в референдуме, а вот молодежь до 20 лет, подначиваемая народнофронтовцами, стала собираться у магазина и «Запорожца», который охранял вооруженный автоматом Ткаченко. Из толпы, в которой маячила и черная форма полицейского, стали раздаваться провокационные вопросы, которые сводились к одному: будет ли он стрелять в них, если они попытаются завладеть его оружием? Ответ был категоричен: нет, у сотрудников спецназа есть и другие методы защиты. Четыре с половиной часа Ткаченко вел беседу с агрессивно настроенными молодчиками. Здесь пригодились навыки, приобретенные во время службы в МВД, во время которой приходилось общаться с представителями самых разных слоев общества. Невозмутимость и уверенность офицера спецназа сделали свое дело: зачинщики беспорядка немного остыли и не проявляли уже прежней активности, отошли от машины, но совсем расходиться не торопились.
По окончании голосования наши женщины подошли к молодежи и стали объяснять для чего и кого создается республика, говоря, что делается это, в первую очередь, для них, молодых, которым предстоит в ней жить и укреплять ее, быть полновластными хозяевами своей земли. Вскоре прибыли наши единомышленники, и референдум продолжил свой путь по селам и поселкам района. Как и сегодня, одной из самых острых проблем в то время был прорыв информационной блокады. Нам нужно было сообщить миру, что есть такая республика – ПМР, что она живет и борется за свои права, что ее народ жертвует всем, чтобы отстоять право быть свободными людьми. В то же время радиоцентр «Маяк» охранялся спецотрядом Молдовы. Чтобы работники приднестровских СМИ получили доступ к радиоцентру, к нему были направлены сотрудники батальона «Днестр» с двумя БТРами и связистами. Как вспоминает начальник связи батальона И.Ткаченко, когда спецназовцы прибыли к «Маяку», охрана радиоцентра спешно покинула его, сдав позиции. Вскоре далеко за пределами ПМР зазвучали позывные Радио Приднестровья «С чего начинается Родина». Первыми сотрудниками нашего радио были члены ОСТК: А.М.Бочковский, Г.Н.Деревянко, Ф.Кузькин и другие.
Учитывая, что «Маяк» был освобожден и взят под охрану ОМОНом «Днестр», все участие в «боевых действиях» тогдашнего руководителя Радио Приднестровья Александра Радченко сводилось к сбору материалов его сотрудниками и поездками на охраняемый радиоцентр для передачи материалов в эфир.
Начало 1991 года. Пролилась кровь наших ребят в Дубоссарах. После этого ОСТК занимается не только организацией забастовок, но и созданием отрядов ополченцев. На предприятиях формировались боевые подразделения, которые нужно было обучить, снабдить оружием, продовольствием, одеждой. Это было первоочередной задачей для забасткома и ОСТК.
Я так мечтала, уйдя на пенсию, побывать в тех уголках СССР, где еще не была. Но жизнь круто изменила судьбы многих из нас. Ни в одном, даже самом фантастическом сне, мне не могло присниться то, чем пришлось заниматься, когда решением Президиума ОСТК я была принята на работу в отдел информатики, а затем стала еще и секретарем – делопроизводителем ОСТК. Здесь мы комплектовали газеты и другие материалы, издаваемые в Тирасполе, Бендерах, Рыбнице и рассылали их в редакции газет и телевидения России, Украины, Белоруссии. Мы сотрудничали со многими средствами массовой информации стран ближнего и дальнего зарубежья. К нам приезжали журналисты из Англии, Германии, Израиля, Польши и даже Японии. Я (а в Бендерах Добров) была корреспондентом питерской телепередачи Александра Невзорова «600 секунд» и РИО Магнитогорска. К тому же нам приходилось как-то устраивать добровольцев, отсылать письма тех, кто был на боевых позициях их родным и возить ответные письма на почту. Не было такого дня, в который бы наш почтовый ящик пустовал.
Агрессия Молдовы против ПМР шла по всем направлениям: против самой государственности, против приднестровцев. Оказывалось информационное, экономическое и силовое давление. Первые жертвы агрессии – защитники Дубоссар, затем следует гибель трех милиционеров на посту ГАИ у въезда в Дубоссары. Вскоре начались регулярные обстрелы позиций защитников Дубоссар и Григориополя. В совершенно незащищенных людей стреляли изо всех видов оружия, даже из ракетных установок. В первых числах июня в Тирасполь приехала группа умеренно настроенных депутатов Молдовы. Они стали уговаривать наших депутатов вернуться в Парламент и там договориться о прекращении огня и дальнейших переговорах. Среди участников этих переговоров был Андрей Сафонов, переехавший к нам из Кишинева. Если не ошибаюсь, он стал заниматься местным ТВ. Среди простых приднестровцев эти переговоры не пользовались популярностью, так как большинство жителей нашей республики не верили властям Молдовы. 17 июня я спешила на почту за очередной корреспонденцией и у здания типографии повстречала Сафонова. Остановив его, я высказала ему все, что думали большинство приднестровцев, а в том числе и я, по поводу этих переговоров. Пролилась кровь, есть жертвы, продолжаются провокации со стороны правительства Молдовы, на нашей территории действуют диверсионные группы «Бужор» и ей подобные. Кто же уполномочил Сафонова и других «переговорщиков» выступать от имени народа Приднестровья?! Сафонова и других мы приютили, дали квартиру, работу, но не более. Выслушав меня, мой собеседник ответил: «Зоя Ивановна, история нас рассудит». И через два дня рассудила…
16 июня парламент Молдовы вместе с нашими депутатами утвердил пути урегулирования конфликта, но уже 19 июня 5 колонн вооруженных до зубов полицаев, волонтеров, ОПОНовцев ворвались в почти беззащитные Бендеры. По иронии судьбы в тот самый день Сафонов оказался в здании Бендерского Горсовета и сполна испытал на себе результаты переговоров. Волею случая мы снова повстречались с ним 21 июня на том же месте у типографии. Завидев меня, Сафонов опустил голову и тихо поздоровался. Я в ответ молча кивнула, все, даже самые горькие слова, в тот момент, когда в Бендерах еще лилась кровь ни в чем не повинных людей, когда сотни беженцев заполняли улицы нашего города, были лишними.
В ночь на 20 июня 1992 года мы обрывали телефоны, вызывая танки в Бендеры. Рядом со мной находилась Галина Николаевна Деревянко, которая поддерживала связь с Бендерским рабочим Комитетом. С нами прощались наши товарищи, которые в те часы вели бой с противником, удерживая занятые позиции. Из телефонной трубки на фоне выстрелов звучали их голоса, которые говорили: «Вы хоть панихиду по нам справьте». Но защитники держались до последнего. Нераз им приходилось открыто лезть под пули, чтобы взять автоматные рожки у погибших товарищей, потому что свои патроны давно окончились. Мы, а женщин в кабинете собралось немало, плакали от бессилия чем-то помочь им в эту минуту. Все наши мужчины – оэстэковцы уже были на передовой. Той же ночью к нам пришли сотрудники бендерской милиции. Переправившись на лодках через Днестр, они привезли с собой весь архив Бендерского отдела внутренних дел и другие документы, которые уже утром передали тираспольским сотрудникам. Одеты они были в гражданскую одежду, на ком-то даже были вещи с чужого плеча: явно не по размеру. Можно только догадываться о том, что делалось в душах этих людей, чьи семьи остались в городе за Днестром.
Если забастовки 1989 года для нас были вынужденной мерой борьбы за свою независимость, право жить и трудиться на этой земле, то все последующие годы были и остаются годами сбережения всего того, чего мы добились и добиваемся вот уже 15 лет. О забастовках сказано и написано немало, о защитниках писали и пишут, а вот не о переднем крае, о «закулисье», где все было подчинено до боли знакомому для старшего поколения принципу «Все - для фронта, все - для победы!», как-то почти не вспоминают. Правда, наша республика так мала, что, если в Бендерах шли бои, в сердцах тираспольчан, без преувеличения, болью отдавалась каждая автоматная очередь, не говоря уже о «мухе» или танках… Тыла глубокого у нас не найти. И каждый сидящий в окопах с полным основанием мог сказать: «Отступать некуда – позади мой город, моя деревня, мой колхоз».
В то время Тираспольский ОСТК чем-то напоминал картину «В Смольном»: комнатка на втором этаже Дома Советов, два телефона, номера которых вскоре стали известны журналистам не только ближнего, но и самого отдаленного зарубежья, рация, четыре стола, шкафы, несколько скамеек и массы народа. Постоянно, без какого-либо перерыва, день и ночь в комнате, зайдя в которую, эту картину и представить трудно, одновременно находились 30 или больше человек. Одни возвращались с заданий, другие – наоборот. Кто-то уезжает в командировку и возмущается тем, что ему дали, как он считает, недостаточно наглядного материала для освещения наших событий в городах и на предприятиях Сибири. Другой примчался прямо с позиций с просьбой дать ему «прессу» для ребят на передовой и сигарет. Еще один требует немедленной помощи в виде боеприпасов (и такое было часто) для наших ополченцев на Бычке или других расположениях (ополченцы тогда в основном считали своим руководством именно ОСТК). Здесь же, в этой комнатке мы устраивали на ночлег добровольцев, отсюда отсылали питание на позиции, из поступающих от населения медикаментов наши врачи комплектовали аптечки для оказания первой помощи в окопах. Отсюда по войсковым частям распределяли добровольцев, предварительно проверяя, не скрываются ли они от правосудия.
Первой и очень важной задачей было разрушить стену молчания и лжи, построенную вокруг нашей республики, донести правду в газетных публикациях и фотодокументах, на встречах с трудовыми коллективами Российских, Украинских и Белорусских предприятий, оказать действенную помощь борьбе, идущей за наши права. Всего, что делало ОСТК, не перечесть.
По первому звонку нам давали автотранспорт. Транспортные путевки оформлялись уже здесь, в ОСТК. Мы просили у руководства заводов отпустить для поездок на Украину, в Россию или Белоруссию того или иного сотрудника и, за редким исключением, находили понимание. Нам шли навстречу. Благодаря этим поездкам, мы приобрели много верных друзей, а мир узнал правду о происходящем на берегах Днестра. Бандероли с фотографиями и нашими газетами: «Трудовой Тирасполь» и «Днестровская правда», «Рыбницкий вестник» и бендерскими изданиями, рассылаемые нами в редакции газет России, Украины и дальнего зарубежья, сыграли свою роль. К нам в ответ приходили газеты даже немецких, английских и израильских изданий с перепечатками посланных материалов и фотографий. В России, в Питере на Невском проспекте были установлены стенды, на которых вывешивались наши газеты, регулярно присылаемые нами в редакцию передачи «600 секунд» (с сотрудниками этой передачи, как и с ее ведущим – Александром Невзоровым, у нас сложились самые дружеские отношения). Через «600 секунд» неоднократно звучал призыв помочь приднестровцам, и он был услышан во многих уголках России. Добровольцы спешили к нам на помощь и с Дона, и с Кубани, из Москвы и Ленинграда, даже из далеких Якутии и Урала. Из городов России привозили собранные там деньги и медикаменты. Их передавали летчиками, которые совершали авиарейсы на Одессу, так как через ту же «600 секунд» мы попросили всех, кто высылал нам деньги путем перевода, не делать этого: переводы шли через Молдавию и оседали там.
Какая мы мощная сила, когда все представляем одно целое! Люди несли свои кровные в фонд защитников, приносили медикаменты и продовольствие. Кто победнее – выстиранное постельное белье для бинтов, которых, был период, катастрофически не хватало. Помню, как одна женщина, весьма и весьма преклонного возраста, больная, с костыликом, из-за поломки транспорта пришла к нам пешком с Балки и принесла ведро свежесваренного борща. Мужчина сдал в фонд обороны 750 рублей, по тем временам это были немалые деньги.
Каждому, кто приносил деньги, медикаменты и другое выдавалась расписка за подписью и печатью ОСТК, а все принесенное регистрировалось, опять-таки за подписью, но уже того, кто принес. Это было в 1992 году, а спустя два года в ОСТК пришла женщина и, смущаясь, спросила, могут ли ей подтвердить, что ее муж передал в фонд обороны такую-то сумму. Указала месяц и год. Были подняты списки, и она убедилась, что ее сомнения напрасны. Тут же ей показали, что в конце каждого листа указана общая сумма, проставлена дата, есть подписи членов комиссии по приему средств от населения. Эти списки хранятся у меня и по сей день. Наши оэстэковцы не только принимали помощь и ездили в Россию и Украину, но и воевали. Были и такие, которые отчаянно рисковали своей жизнью, отправляясь с листовками, фотоматериалами и газетами в села на правом берегу, чтобы объяснить живущим там людям, что нам делить нечего и что общий наш враг – националисты-народофронтовцы. Но самые горестные испытания принесло нам лето 1992 года…
О том, что происходило в Тирасполе во время Бендерской трагедии, можно вспоминать и писать много, очень много. Но я приведу всего несколько эпизодов.
В Бендерах идет бой. Слышна канонада, и вот уже хлынул поток беженцев. Горе, слезы, перепуганные ребятишки. Комнатенка ОСТК переполнена, а люди идут и идут. Что делать дальше, куда идти или ехать, без денег, а некоторые и без документов, они, в одночасье лишившиеся жилья и всего нажитого, не знали. Всех нужно устроить, накормить, определить. Спасибо всем-всем жителям города, которые, не заставляя себя просить, сами предлагали помощь, делились одеждой и продовольствием. Даже старики отдавали свои сбереженные кровные «трешки» и пятирублевки. Всем миром помогали. Кто чем мог. Урны для пожертвования выставляли прямо на улицах, на переходах. Средства для беженцев и вещи собирали женщины из забасткома. Они же помогали им определиться с жильем. Как-то к нам в ОСТК пришла беженка из Бендер. С ней девочка лет 3-4-х. Покидая город, женщина встретила по пути бабушку, подобравшую девочку у безжизненного тела матери. Русского языка ребенок не знал, но русская женщина, которая собиралась уезжать на родину – в Россию, захотела удочерить ее и взять с собой. Мы не могли ей этого запретить, только записали на всякий случай ее будущие координаты. Мне неизвестна дальнейшая судьба этой девочки, но надеюсь, что она попала к добрым людям, для которых не важна национальность ребенка, оставшегося сиротой по вине молдавских карабинеров.
Был еще пятнадцатилетний мальчишка из Петербурга. Он сбежал из дома и приехал к нам, чтобы «наравне со взрослыми» отстаивать нашу независимость. Его отправили обратно с приехавшей за ним матерью.
Была молоденькая медсестра из Тульской области, только-только окончившая медучилище. Она рвалась в Бендеры - помогать раненым. Оставив у нас свой паспорт, медсестра ушла на передовую и уже не вернулась. На неоднократные запросы по месту выдачи паспорта мы ответа не получили, и спустя три года документ был сдан в МВД.
Много их, добровольцев, прошло через ОСТК. Ведь только после основательной проверки, которую проводили наши «чекисты» А.Подуст и А.Арсени, им доверяли оружие и направляли на позиции. Некоторых я хорошо запомнила. Среди них Иван. Якут, охотник, бьющий белку в глаз, - настоящий снайпер. Ростом он был настолько мал, что пришлось изрядно потрудиться, чтобы подобрать ему подходящее снаряжение. Иван погиб в Абхазии, во время абхазско-грузинского конфликта.
А наши ребята – оэстэковцы? Изредка появляясь в городе, обязательно забегали к нам и, получив пачку газет и информацию из первых уст о положении дел, вновь спешили туда, где шли бои.
Всякое было. Как-то, когда наши (до сих пор не известно по чьему приказу) отступали через бендерский мост, оэстэковцы Велько и Подуст стали их останавливать, пытаясь объяснить ситуацию. Нашлись горячие головы, которые, заподозрив в них провокаторов, поставили их к стенке, и только по счастливой случайности они не были расстреляны: кто-то узнал в них своих депутатов… По ночам в комнатушке ОСТК было полно народа, горел свет. В одну из таких ночей кто-то полоснул по нашим окнам автоматной очередью, а во дворе взорвали гранату. Но, несмотря на опасность, в этой комнате побывало много журналистов из стран дальнего и ближнего зарубежья, звучали голоса Жириновского и Лебедя, Макашова и украинских УНСОвцев.
О том, что в борьбе за свободу Приднестровья батальон «Днестр» сыграл одну из главных ролей, знают многие. Но немногие знают, как создавалось это спецподразделение. Датой его рождения можно считать 9 августа 1991 года. Спецназ был создан на базе РОСМа (рабочих отрядов содействия милиции) и ОШХО (отдельного штатного хозрасчетного отряда). В то время у нас не было ни подразделения «Дельта», ни армии, которая была сформирована только через год после образования республики. Поэтому на плечи приднестровского ОМОНа легла большая ответственность – охрана жизненно важных объектов республики (нефтебазы, сооружения, снабжающие города питьевой водой, зернохранилища и т.д.), следить за порядком, ограждая жителей ПМР от непрошеных гостей – различных «Скорпионов», «Бурундуков», охрана Президента и многое другое, о чем сотрудники спецназа и по сей день предпочитают не рассказывать. Тогда-то мне и пришлось встретиться с людьми, ставшими ядром батальона «Днестр», - бойцами рижского ОМОНа.
В моем тогдашнем представлении в спецназе все его сотрудники – эдакие двухметровые богатыри, но каково же было мое удивление, когда я увидела обыкновенных ребят, среди которых были и рослые и ниже среднего роста. И все-таки как-то чувствовалась их особенность: в военной выправке, постоянной напряженности, готовности в любой момент к самообороне. В глазах псевдодемократов всех мастей и чинов все они в одночасье оказались преступниками лишь только потому, что остались верны присяге, данной ими Родине – уже почти не существовавшему Советскому Союзу. Рижские ОМОНовцы подчинялись только своему комсоставу и до последнего исполняли свой долг. К нам они приехали с «благословления» Невзорова. Без средств, без документов. Вначале их приезд был строго засекречен, но жизнь и обстановка вносят свои коррективы. В то время в Приднестровье многое можно было получить только по талонам. Конечно, с рук можно было купить все необходимое, но денег у ребят не было. Кому – то из них понадобилась помощь стоматолога, кому – то лекарства, а затем – мыло, спички и т.д. С разрешения своего командира Игорь Ткаченко стал привозить рижцев домой. Одного из них я под именем сына записала на прием к врачу, другому нужно было сделать телефонный звонок, вскоре мною в ход были пущены все заготовленные закатки, чтобы ребята хоть немного поели домашней снеди. Через меня рижцы наладили связь с Невзоровым и с одним из своих старших по рангу товарищей в Москве. На День рождения сына я посоветовала ему пригласить только ребят из ОМОНа, чтобы они отдохнули в домашней обстановке. Сколько воспоминаний о своем доме, родных и близких, о родном городе, реке услышала я в тот день! Какие испытания выпали на этих совсем молодых мальчишек! Один из них, прижавшись ко мне, сидя на диване, сказал, что за два года свою маму он видел один раз, и то всего 10 минут, перед отъездом в Приднестровье.
Эти молодые парни выполняли самые рискованные задания. Это я поняла из беседы с одним из них, когда он сказал, что Игорь (мой сын) безрезультатно просил их взять с собой в разведку, но пусть он не обижается, ведь он совсем не обучен, «и, если с ним что-то случится, как мы будем смотреть Вам в глаза». Как мать я не могла не оценить их поступок. Рискуя собой, они не хотели рисковать жизнью неопытного товарища и причинить горе его матери. Я полюбила их всем сердцем. Мне было их очень жаль из-за того, что в свои лучшие годы они вынуждены скитаться по уголкам когда-то большой Родины, из-за того, что они объявлены в розыск латвийскими властями и на них велась настоящая охота спецслужб Латвии и Молдовы. На одном из заседаний узкого круга Президиума ОСТК я сказала (с разрешения руководства), что у нас в Тирасполе группа ребят из рижского ОМОНа и им нужна помощь. Было принято решение еженедельно закупать (по их заявке) сахар, чай, мыло, спички, сигареты и т.д. все это по договоренности закупалось в бывшем магазине №40 и с чеками (для отчетности) доставлялось в ОСТК, а затем ребята забирали запасы на базу. Вот тогда они и прозвали меня «Мать советских эмигрантов». Я не называю ни настоящих имен и фамилий ОМОНовцев, многих из которых, кстати, я не знала, ни фамилий и имен под которыми они приехали к нам. Ведь и по сей день, они находятся в розыске, им грозит арест, их близкие преследуются. Где бы они сейчас ни были, от всего сердца желаю, чтобы им хоть немного улыбнулось счастье.
Вспоминается приезд Александра Лебедя. Какие надежды мы возлагали на него! Да, была приостановлена бойня. Прибыли российские миротворцы. Люди постепенно приходили в себя от пережитого, но прошло совсем немного времени, и все переменилось. Теперь нам приходилось противостоять деструктивным действиям генерала и его команды во главе с Бергманом против руководства ПМР, против самой республики. Сколько сил и энергии пришлось потратить, чтобы убедить людей в том, что кумир, созданный ими, нам не друг и не товарищ!
Команда Лебедя и Бергмана «работала» на раскол общества, пуская в ход любые методы: шантаж, угрозы, подкупы… К сожалению, некоторые депутаты Тираспольского Горсовета – оэстэковцы того периода вошли в состав этой команды. Были перебежчики и из армии. Людей переманивали любыми способами, пробовали купить и меня.
В 1991 году работа в ОСТК была поставлена так, что каждый из членов Совета трудовых коллективов получал индивидуальные задания и отчитывался за их выполнения с глазу на глаз, а отчетность в документах надежно охранялась. Поэтому утечки информации, касающейся того, чем занимался ОСТК по конкретно интересующим Бергмана и Лебедя вопросам, быть не могло. Те, кто перешел на их сторону, не имели доступа к документам, а среди остальных членов ОСТК, к их чести, предателей не оказалось. Каждый с большой ответственностью относился к порученному делу и ни на какие провокации не поддавался. Тогда и попытались выйти на меня, так как, работая секретарем-делопроизводителем, я, безусловно, располагала информацией. Моему сыну, тогда старшему лейтенанту, начальнику связи батальона «Днестр», было предложено перейти на службу в 14-ю армию по специальности. Обещали весьма большую по тем временам зарплату. Причем было сказано, что он не будет участвовать ни в каких акциях против руководства ПМР и выступать по ТВ «АСКЭТ». Кроме того, была проявлена «забота» и обо мне: «Ваша мама в ОСТК получает копейки по сравнению с той зарплатой, которую Вы будете получать у нас. Вы сможете без ущерба для себя оказывать ей приличную помощь». Да, мы жили и живем весьма скромно, только на честно заработанные деньги. Когда сын рассказал мне об этом предложении, я ответила ему: «Им нужен не ты: у них своих специалистов, причем более квалифицированных, предостаточно, а я. Среди наших предков предателей не было и не будет. Если ты дал слово, а тем более присягнул на верность этой, пусть и непризнанной, республике, то должен служить ей верой и правдой!». На том и порешили. Были и еще попытки войти со мной в контакт, но я прямо сказала, что если даже у меня возникнут когда-нибудь разногласия с руководством ОСТК, и я буду вынуждена уйти с работы, все, что я знаю, останется за семью печатями.
В памяти, как в калейдоскопе, мелькают лица побывавших в нашем краю военачальников и чиновников всех рангов, дипломатов, журналистов и представителей многочисленных партий России, Украины и стран дальнего зарубежья. Кто у нас долго не задерживался, так это представители различных националистических движений и направлений. У ОСТК к таким отношение весьма прохладное. В Совете трудовых коллективов никто никого не спрашивал, кто какой национальности. Главное – каков человек в деле, и совпадают ли его цели с целями и задачами ОСТК А цель у него одна – отстоять ПМР, добиться ее признания и независимости.
Меняются времена, но борьба продолжается. Особенно мне запомнились выборы Президента ПМР в 2001 году. Какие силы и средства были брошены Молдовой на то, чтобы прошел один из ее ставленников: Радченко или Зенович! Сколько грязи было вылито молдовскими и даже российскими телевидением и газетами на нашу республику, ее руководителей и ее народ! Какая напряженная обстановка была от начала и до конца предвыборной кампании! Оглушительная победа И.Н. Смирнова заставила правителей Молдовы искать новые приемы удушения ПМР. Как из рога изобилия, посыпались на нашу Родину блокады: информационная, экономическая, политическая. Все это только укрепляет убежденность в том, что 15 лет назад народ Приднестровья сделал, хотя и непростой, но правильный выбор.
Воспоминания, воспоминания, какими бы горькими они ни были, возвращаешься к ним вновь и вновь. Подойдя в этих записях уже к 2001 году все-таки понимаешь, что нельзя не написать о тех днях, когда мы прощались с погибшими защитниками. Одних хоронили в родной земле. Других увозили рефрижераторы в их далекие родные края.
У стен Дома Советов устанавливали гробы с погибшими, чтобы тираспольчане могли с ними попрощаться. Народу всегда собиралось много. В любое время года горожане приносили живые цветы в благодарность тем, кто не щадя своей жизни отстаивал независимость Приднестровья.
Помню поездки на позиции в праздничные дни. Женщины готовили домашнюю снедь, чтобы не только поздравить, но и угостить наших защитников. Но особой популярностью, как сейчас помню, пользовались: пресса и сигареты.
Вспоминается, как, более чем скромно, отпраздновали свадьбу Наташи Пастуховой (теперь - Васильевой). На скромном застолье в кабинете Манойлова – маленькой комнатушке собрались товарищи, единомышленники, которые, поздравили молодых, преподнеся в подарок телевизор, скоро разошлись по домам: уж очень время было тревожное.
Наташа Пастухова – скромная женщина, обладающая при своей миловидности большой силой воли и мужеством. Сколько раненых и убитых вынесла эта девушка с поля боя на своих хрупких плечах…И тех орденов и медалей, которыми она награждена Правительством ПМР, Наташа достойна, как и уважения окружающих.
Проработав всю свою трудовую жизнь химиком в условиях, далеких от идеальных, пережив напряженные 1989-1996 годы, я по состоянию здоровья взяла «таймаут». В это время многие из тех, кто непосредственно участвовал в событиях тех лет, ушли работать в правительственные, силовые и финансовые структуры. Многие стали больше уделять внимания своей основной работе, и состав ОСТК значительно обновился, ряды ветеранов стали редеть.
Неоправданно рано, очень рано, ушли из жизни: Валерий Чарыев, Вячеслав Мотыль, Дмитрий Кондратович, Александрович Сайдаков, Андрей Манойлов, Александр Подуст. Это были истинные патриоты нашей Республики, на которых держался ОСТК. Я верю, что о каждом из них будут написаны книги, а безликие названия улиц, вроде «Водопроводная», «Садовая» и т.д., будут заменены на имена достойных людей.
В 2001 году был создан городской штаб по выдвижению И.Н. Смирнова кандидатом на пост Президента ПМР. В состав штаба под руководством В.М. Иванченко вошли представители предприятий, учебных заведений, ОСТК, в том числе и его ветераны: А. Подуст, В. Иванов, А. Морев и я. Впереди были дни напряженной работы. Все мы помним, какое давление испытывали жители Приднестровья, какая грязная, провоцирующая ложь лилась на ПМР, преподнося ее всему миру как сепаратистскую, бандитскую республику, в которой процветает нарко- и работорговля, торговля оружием и т.д. наш народ дал достойный отпор черным пиарщикам и отстоял свое честное имя и имя нашего Президента в российском суде.
Почти все мы, ветераны ОСТК, всегда говорим друг другу: «Нас уговаривать не надо. Если мы будем нужны – только скажите, и мы всегда готовы вновь и вновь встать на защиту того, что отстояли 15 лет назад: право жить на этой земле для нас и наших потомков».